Неточные совпадения
— Я в это не верю, — сказал Самгин, избрав самый простой ответ, но он знал, что все слухи, которые приносит Дронов, обычно оправдываются, —
о переговорах министра внутренних дел Протопопова
с представителем
Германии о сепаратном мире Иван сообщил раньше, чем об этом заговорила Дума и пресса.
Отвернулись от него все, между прочим и все влиятельные знатные люди,
с которыми он особенно умел во всю жизнь поддерживать связи, вследствие слухов об одном чрезвычайно низком и — что хуже всего в глазах «света» — скандальном поступке, будто бы совершенном им
с лишком год назад в
Германии, и даже
о пощечине, полученной тогда же слишком гласно, именно от одного из князей Сокольских, и на которую он не ответил вызовом.
Помнится, я шел домой, ни
о чем не размышляя, но
с странной тяжестью на сердце, как вдруг меня поразил сильный, знакомый, но в
Германии редкий запах.
В письме упоминается
о свидании
с Алексеем Бакуниным: «…брат того, который в 1848 году действовал в
Германии».
Все эти местности кишат людьми, которые, несмотря на уверения, что понятие
о государстве есть понятие безразличное, независимое ни от национальностей, ни даже от исторических преданий, никак не могут понять, почему они обязаны
с такого-то момента считать своимгосударством Францию, а не Италию,
Германию, а не Данию и не Францию.
Напрасно Калинович, чтоб что-нибудь из него выжать, принимался говорить
с ним
о Германии,
о ее образовании,
о значении в политическом мире: немец решительно ничего не понимал.
Она снова обратилась к Санину и стала его расспрашивать
о том, какие законы существуют в России насчет браков и нет ли препятствий для вступления в супружество
с католичками — как в Пруссии? (В то время, в сороковом году, вся
Германия еще помнила ссору прусского правительства
с кельнским архиепископом из-за смешанных браков.) Когда же фрау Леноре услыхала, что, выйдя замуж за русского дворянина, ее дочь сама станет дворянкой, — она выказала некоторое удовольствие.
— Да полно, mon cher! что за патриотизм, когда дело идет
о веселье? Я не менее твоего люблю наше отечество и готов за него драться до последней капли крови, а если заберет зевота, так прошу не погневаться, не останусь ни в Москве, ни в Петербурге, а махну прямехонько в Париж, и даже
с условием: не просыпаться ни раза дорогою, а особливо проезжая через ученую
Германию.
Господствующие ныне в науке понятия
о трагическом играют очень важную роль не только в эстетике, но и во многих других науках (напр., в истории), даже сливаются
с обиходными понятиями
о жизни. Поэтому я считаю неизлишним довольно подробно изложить их, чтобы дать основание своей критике. В изложении буду я строго следовать Фишеру, которого эстетика ныне считается наилучшею в
Германии.
Такие речи у нас вредны, потому что нет нелепости, обветшалости, которая не высказывалась бы нашими дилетантами
с уверенностию, приводящею в изумление; а слушающие готовы верить оттого, что у нас не установились самые общие понятия
о науке; есть предварительные истины, которые в
Германии, например, вперед идут, а у нас нет.
Вялая народность германцев не напоминала
о себе до наполеоновской эпохи, — тут
Германия воспрянула, одушевленная национальными чувствами; всемирные песни Гёте худо согласовались
с огнем, горевшим в крови.
Так было в тридцатых годах, а вот что сообщает
о современных хирургах уже упомянутый выше профессор А.
С. Таубер: «В
Германии обыкновенно молодые ассистенты хирургических клиник учатся оперировать не на мертвом теле, а на живом.
Эта тяга, став ощутительной
с тех пор, как Петр прорубил свое окно в
Германию [Замечание
С. Н. Булгакова
о том, что «Петр прорубил свое окно в
Германию», а не в Европу, является не случайной оговоркой.
Сообщил ли он известия, полученные от Радзишевского, принцессе, неизвестно, но
с этого времени она в письмах своих в
Германию стала настойчиво уверять, что слухи
о предполагаемом мире Турции
с Россией и
о поражении Пугачева не имеют никакого основания, что, напротив, все благоприятствует ее предприятию и что она в скором времени отправится в Константинополь и присоединится к турецкой армии.
Он ни слова не сказал
о знакомстве
с принцессой в
Германии, когда бывал у нее в Оберштейне и был известен под названием «Мосбахского незнакомца».
Эта записка начинается повторением прежде сказанного ею
о причинах, побудивших ее ехать из
Германии в Венецию и Рагузу, и
о том, как получила она анонимное письмо
с приложением завещаний, манифеста, писем к графу Орлову, султану и другим незнакомым и неизвестным ей лицам.
В Германии-Тургенев-Баден-Швейцария-Бакунин-Берн и Базель-Мировой конгресс-Мюнхен-Вена-Привлекательная Вена-Веселящаяся Вена-Театральная Вена-Венские любимцы-Грильпарцер-Венский фашинг-Славянская Вена-Чехия-Дюма-Разговоры
с Дюма-Мои оценки Дюма-Наке-Корш-Об Испании-Испанские впечатления-Мадрид-В кругу иностранных корреспондентов-Поездка по Испании-Испанская политика-Испанский язык-Испанские музеи-В Барселонк-Моя программа пепеездов-"
С Итальянского бульвара"-Герцен-Русские в Париже-Огарев-Отношения к Герцену-Кавелин-Разговоры
с Герценом-"Общечеловек"Герцен-Огаревы и Герцен-Парижская суета-Снова Вена-Невинный флирт-О французких женжинах-Роман и актрисы-Планы на следующий сезон-Бакст-Гончаров-В Берлине-Политические тучи-Война-Седанский погром-Французские Политики-Возвращение в Россию-Берг и Вейнберг-Варшава-Польский театр-В Петербурге-Некрасов-Салтыков-Салтыков и Некрасов-Искра-Петербургские литераторы-Восстание Коммуны-Литературный мир Петербурга-Петербургская атмосфера-Урусов-Семевский и Краевский-Вид Парижа схватил меня за сердце-Мадам Паска-Мои парижские переживания-Опять Петербург-Театральные заботы-Дельцы-Будущая жена-Встреча русского Нового года
Я узнал об этом случайно во время войны, в
Германии, сейчас же стал разузнавать
о ней, вступил
с ней в переписку; она откликнулась, видя, как я верен нашей давнишней дружбе. Но было поздно, и я ее в живых уже не застал.
В Баден попадал я впервые. Но много
о нем слыхал и читал, как
о самых бойких немецких водах
с рулеткой. Тогда таких рулеточных водных мест в
Германии существовало несколько: Баден-Баден, Висбаден, Гамбург, Эмс.
О Монте-Карло тогда и речи еще не заходило. Та скала около Монако, где ныне вырос роскошный игрецкий городок, стояла в диком виде и, кроме горных коз, никем не была обитаема.
К маю 1870 года перебрался я из Вены в Берлин перед войной,
о которой тогда никто еще не думал ни во Франции, ни в
Германии. Между прочим, я состоял корреспондентом тогдашних «Петербургских ведомостей», и их редактор, покойный В. Ф. Корш, проезжал в то время Берлином. Там же нашел я моего товарища по Дерптскому университету, тоже уже покойного, Владимира Бакста — личность очень распространенную тогда в русских кружках за границей;
с ним я еще студентом, в Дерпте, переводил учебник Дондерса.
Дорогою рассказал он Антону, кто такая была Марфа Новгородская и почему
с нею умер на Руси дух общины, из
Германии занесенный в Новгород и Псков духом торговли; но не сказал,
о чем были последние слова великого князя.
Бестужеву нетрудно было поддержать мысль Остермана
о союзе
с Австрией. Он доказал даже, что сам Петр, стоявший за «равновесие в
Германии», остановил бы успехи Пруссии как нашего главного врага «поблизости соседства и по ее великой умножаемой силе». Так твердили даже его соперники при дворе.
